Зов природы: Пахнут зноем сентябрьские яблоки

Опалённые горном

Засуха состарила прежде срока стебли пастушьей сумки, а лепестки расцветших циркусов к вечеру обретают цвет рукописи времён хождения Афанасия Никитина за три моря.

Всё это проделки хроменького Гефеста. Ни свет, ни заря он открывает испачканные сажей врата небесной кузницы и принимается раздувать мехами из бычьей шкуры древесные угли. Разогрев болванку солнца до белого каления, он отправляет её странствовать по небосводу, а сам утоляет жажду из глиняного кувшина, который с оказией передала кормилица зевсова орла Феба.

Гефест скуповат. Ни одна капля влаги не скатится с подпалённой его бороды. И, как большинство кузнецов, туговат на ухо.

Он не слышит стенаний циркусов, чьи увядшие губы просят пить. Поэтому те, умолкнув на полуслове, склоняют бутоны к земле.

Но и здесь свирепствует засуха. Изуродованная почва напоминает осколки разбитой вдребезги могильной плиты. Сквозь них просматриваются так и не дождавшиеся дождя корневища пастушьей сумки.

Ковыль небесный

Однако ничто не вечно в этом мире. Устал даже причисленный к сонму небожителей хроменький Гефест. Он запер испачканные копотью врата кузницы и спустился на гору Олимп, чтобы принять из рук смешливой Фебы блюдо с акридами.

Земля остывает медленно. Как выставленная не солнцепёк сковорода обуглившейся картошки. Жаром дышит и утренняя зорька, чьи румяна застят дымы степных пожарищ.

Далеко горят пажити, окостеневший камыш на берегах полумёртвых речушек и овражно-балочные леса. Среди горельников вольно шалят смерчи. Они уносят останки пожарищ под самые небеса, а потом засевают ими морщинистую, как лицо девяностолетней старухи, пашню.

Но вот по ней побежали тени ковыльных облаков. Это - гонцы, которых послал известить о своём скором прибытии влажный зюйд-вест. Как говорил в таких случаях дед Иван, ждите перемены погоды.

Старый лесовод ни разу не ошибся. Чего не берусь сказать о научно обоснованных прогнозах, после которых доверчивым гражданам приходится таскать вёдрами из подвалов «лёгкую облачность».

Под музыку водосточных труб

Жизнь коротка, а человек настолько ленив, что успевает, в лучшем случае, сделать лишь мизерную часть задуманного. Так и я. Собирался написать книгу о тропических ливнях на рейде Конакри и лёгком дождике, под шум которого на берегах речки Самары появляются крепенькие боровики, но - увы. Специально выделенная для этого папка осталась тощей, как выросший на безводье табачный лист.

А чем плох дождь, который вытеснил дым пожарищ за окоем? Тем более, вот такой, без штормового надрыва в голосе, отплясывающий «Сиртаки» под аккомпанемент водосточных труб?

Окостеневшие от хронической жажды астры встрепенулись воробьиной стаей и сразу же запах укрощённой пыли, а так же чего-то труднообъяснимого, но тоже земного, раскинулся над обожжённой гефестовым огнём планетой.

Однако даже самый благодатный дождь - не вода сказочного источника. Он не способен оживить удивительно похожие на игрушечные сердечки плоды пастушьей сумки. Их сгубил жар кузницы хроменького Гефеста, который так и не услышал отчаянную молитву увядающих циркусов.

Мудрое деревцо

При одинаковых совершенно условиях сады родят по принципу - то густо, то пусто. Год на год, конечно, не приходится. Однако не следует соглашаться с теми, кто утверждает, будто фруктовые деревья периодически уходят в отпуск.

Всё сложнее и в то же время значительно проще. В частности, надеюсь не погрешить против истины и скажу, что сады, как и всё живое на планете, подчинены противоречащей теории Дарвина силе.

Вопрос, разумеется, чрезвычайно запутанный. Однако существует множество вещей, которые невозможно объяснить одними издержками эволюции. С каких таких источников, ответьте, пожалуйста, дикие свиньи ещё в феврале получают информацию о видах на урожай желудей? И в зависимости от этого решают: обзаводиться потомством или нет?

А кто, скажите, надоумил яблоньку обёртывать семена в съедобную оболочку? Да ещё раскрашивать её в соблазнительные оттенки? «Дескать, съешь меня, человече. Только, пожалуйста, не выплёвывай семечко в помойное ведро».

Крымчанки с отрогов Донецкого кряжа

Сосны-крымчанки Донецкого кряжа. 

Природа - самый великий живописец. Весной и осенью она устраивает такие выставки картин в лесах Донецкого кряжа, что чистопородное дитя асфальта может ослепнуть.

Фиолетовые от шалфея поляны, озаренная ромашками маковка холма, залитые розовым шиповником ложбины. А как багряно подсвечивают кусты скумпии неохватные стволы вековых ясеней!

И только сосны-крымчанки всегда в одной поре. Они держатся особняком и не выделяются из общей палитры.

Однако не следует считать их тихонями или дурнушками. Прижившиеся на отрогах Донецкого кряжа сосны просто ждут звёздного часа. Он придёт чуть позже, когда от осенних дождей поблекнет багрянец подлеска, а ясеня до неприличия облысеют.

Вот тогда крымчанки и предстанут во всём своём царственном величии. А то, чему они служили весну, лето и осень фоном, окрасится в чёрный и белый цвета.

Железнодорожная Ева

Сентябрь - время зрелости. В эту пору природа и человек обретают завершённость внешних форм и внутреннего содержания, которое многократно усиливает исходящее от него свечение.

По этой причине свесившиеся через заборы затерявшейся среди полей и войны железнодорожной станции яблоки кажутся небесными плодами. Они освежают прохладой ладонь и пахнут так, как, наверное, должны пахнуть райские кущи.

Железнодорожная Ева.

- Угощайтесь, - раздался голос незнакомки. - Окажите услугу веткам. А то они согнулись в три погибели под тяжестью урожая.

Соблазнительницу Адама лицезреть мне не довелось. Но если она выглядела так же, как незнакомка, которую я мысленно окрестил Евой, то грехопадение основателя рода человеческого вполне объяснимо.

Железнодорожная Ева была занята делом. Она резала острым ножом сладкий перец. Дары сада-огорода бесшумно ниспадали в эмалированный таз вперемешку с лучами небесного светила. И вся она казалась такой солнечной, будто спозаранку помогала Гефесту раздувать угли в горниле.

- Спасибо, - ответил я. - Но будет лучше, если вы сорвёте яблоко собственной рукой. Нет, вовсе не для того, чтобы повторить библейский сюжет... Я просто положу яблоко на краешек письменного стола и таким образом продлю воспоминания о застрявшей среди полей станции, которая помогла мне ощутить всю прелесть наступившей после засухи прохлады.

Сергей ВАСИЛЬЕВ.

Фото автора.