Как рутченковская шахта поразила Драйзера

140 лет назад, в самом конце февраля 1872 года, специалисты французского «Горнопромышленного общества на Юге России» с трудом вогнали в мерзлую землю Бабаковой горы разметочные колья под устье будущего ствола крупной шахты.  Которой было уготовано пройти вековой путь. Она видела Драйзера и Маяковского, Кагановича и Хрущева. В шахтном поселке сменялись приставы и управляющие, комиссары и атаманы. Был вечен только сизый породный отвал да басовитый гудок, призывавший на работу добытчиков горючего камня.

Дубовый ствол от французов

Испокон веков эти земли были во владении рода Рутченко - балканских сербов, десятилетиями служивших верой и правдой российскому императору. Строительство шахты велось параллельно с возведением поселка… Интересный факт: с северной стороны от террикона еще семь лет назад сохранялись первые дома той, французской постройки - так называемые «инженерские особняки». В них до 1930-х годов проживал уже советский управленческий и технический персонал: директор шахты, главный инженер, главный механик. К слову, все они подпали под молох сталинских репрессий в 1937 году и бесследно сгинули в горниле ГУЛАГа.

Ствол шахты №31 имел максимальную глубину 164 метра и крепился «в замок» тесаными дубовыми плахами. Основным орудием производства был обушок. Благо уголь здесь оказался весьма податлив, и, поймав «кливаж», опытный забойщик валил его по «слабине» целыми «глудками». Доставку добытого угля из лав к коренному штреку осуществляли саночники, чей каторжный труд ярко описывался русскими и советскими писателями.  Выборка породы, поверхностная и подземная откатка были уделом натруженных женских рук.

Шахта №31. Фото сделано в 1893 г.

На обустройство шахтного хозяйства промышленники не скупились. Чего стоит, например, сплошное дубовое крепление шахтного ствола. Старые горняки вспоминали, что крепленный дубом ствол до «французского» горизонта в призрачном свете шахтерских ламп отдавал благородной синевой мореного дерева и даже на вид был таким прочным, что казалось: «дай по нему обу-шком от души - непременно искры посыпятся…»

Верхолаз Никита Хрущев

Самой известной личностью, оставившей свой исторический след на 31-й, был не партаппаратчик Абакумов и не грозный угольный министр-матерщинник Засядько. А «крестный отец советской кукурузы» и пламенный борец за мир во всем мире Никита Хрущев. В начале 1914 года он, с «волчьим билетом» в кармане (за участие в беспорядках на заводе Боссе), с большим трудом устроился на Рутченковский рудник слесарем шахтного подъема. Где и проявлял недюжинное мастерство верхолаза, сноровку и бесстрашие, обслуживая верхняк шахтного копра. Тот имел высоту под 30 метров. В случае чего, свидание с землей было бы нерадостным... Редкая специальность и профессиональные навыки уберегли его от мобилизации и промозглых окопов Первой мировой войны.

После революции 1917 года здесь наступили сложные времена. Горные выработки затопило, шахта не работала… Углекопы разбрелись кто куда. Большинство подалось в родные деревни. Там и спокойнее, и, как-никак, сытнее. Однако большевики вовремя сообразили, какое поистине сказочное богатство скрывают в себе рутченковские недра, и бросили на восстановление шахты не только людей, но и необходимые средства…

Американец в брезентовом костюме

В первой половине 20-х годов произошло коренное перевооружение шахтного хозяйства. На конном дворе лошадей немного потеснили одни из первых в Донбассе подземные электровозы. Рядом с неприметным и скромным обушком тяжелой громадой уже высились врубовые машины. Паровой подъем уступил место более прогрессивному и производительному - электрическому… И  всё это техническое великолепие - лучших иностранных марок. Не случайно советские партаппаратчики, когда захотели поразить гостившего в декабре 1927-го в Сталино знаменитого американского писателя Теодора Драйзера широтой новаторства угледобычи и электрификации шахтного хозяйства, привезли его именно сюда - на 31-ю…

Теодор Драйзер с удовольствием вспоминал о путешествии на глубину 164 метра.

Сохранилось описание современниками этого исторического момента.

Во второй половине дня 19 декабря 1927 года, после осмотра рабочего клуба им. Энгельса (который располагался в районе нынешнего Садового проспекта) и выстроенного местными властями жилья для рабочих, что на Рутченковке, машина с высоким гостем, его секретарем и сопровождающими лицами въехала на вычищенный от обильно выпавшего снега шахтный двор. Писателя повели в баню, где с почестями и облачили в негнущийся брезентовый костюм и чудаковатую, по его словам, шляпу с широкими полями. При планировании экскурсии ответственные лица решили особо не бодрить душу американца адреналином и вести его на старый, верхний горизонт, на глубину 164 метра.

Вот как описывал это действо в своей последующей книге «Драйзер смотрит на Россию» сам виновник торжества:

«Рядом с клетью, на которой мы прибыли, было достаточно светло, но дальше нас окутала тьма, и мы освещали путь лишь нашими лампами. Воздух, на удивление, был свеж, и кое-где в лицо нам дул легкий ветерок. В штреке царило оживление. Наш провожатый то и дело подавал свисток и командовал «Вправо!», «Влево!». Мы прижимались к стенам, и мимо нас с грохотом проходили составы вагонеток. Мы прошли сквозь дверной проем, и стало ощутимо теплее, а в нос ударило зловоние. Это была подземная конюшня для лошадей, использовавшихся на рудничных работах. Они стояли в узких стойлах в кромешной темноте. Через несколько лет бедные животные слепли. Мысль о несчастных преследовала меня до тех пор, пока я ощущал тяжелый запах в длинном коридоре. Добравшись до забоя, мы увидели, что киркой никто не работает, а многие процессы механизированы. Рабочие окружили нас, и несколько молодых парней начали задавать вопросы об условиях труда шахтных рабочих в Америке. Закончив беседу, мы двинулись в обратный путь. Клеть вынесла нас наверх, и мы поспешили в теплую баню, где с удовольствием смыли угольную пыль с лица и рук».

Моргунова наградили патефоном, велосипедом и орденом

За полгода до него, в июле 1927 года (когда нашей газете исполнилось десять лет), побывал на шахте и еще один гигант литературного слова - поэт Владимир Маяковский. Впрочем, в недра он не опускался, а ограничился короткой, но содержательной экскурсией по поверхности.

Несмотря на частые визиты отечественных и зарубежных гостей, шахта активно наполняла закрома Родины первоклассным топливом и вырастила своих «виртуозов забойного жанра». Об одном из них, кавалере ордена Ленина, бригадире Кузьме Моргунове корреспонденту «Донбасса» рассказала его дочь, Надежда Дюбченко:

- Свой первый рекорд на ручной отбойке отец поставил в конце 1935 года. Тогда руководство шахты премировало его патефоном. Когда он перекрыл свое достижение, начальник угольного треста на торжественном заседании в тогдашнем рабочем клубе на Рутченково наградил его велосипедом. Ну а когда в 1936 году был установлен мировой рекорд, орден Ленина вручал лично Каганович. Кузьма Никитович от души, по-шахтерски пожал наркомовскую ладонь, на что Лазарь Моисеевич заметил: «С такими богатырями весь донецкий уголь будет наш - до последнего килограмма». Вообще, отец был человеком огромной физической силы и редкостной выносливости. Забавы ради, на породную лопату становился шахтер, человек немаленький, - и он его на лопате, играючи, поднимал. Особым ритуалом было точение зубка обушка. Он его при свете каганца точил самолично каким-то мудреным способом. Никому не доверял. А еще в конце смены все забойщики бригады обязательно вырубывали каждый по глыбе угля размером с хороший астраханский арбуз. И несли домой - топили печь. Уголь был такой чистый и жаркий, что хватало и обед сварить, и обогреться. Выйдя на пенсию, наш кормилец никак не мог свыкнуться со спокойной жизнью и вскоре возглавил поселковый совет. После смерти отца мы все его награды отдали в музей.

Закат легендарного предприятия

Однако добро и худо живут рядом… Бездумная механизация и слишком интенсивные темпы добычи не преминули аукнуться в ноябре 1931-го. Врубовки намололи столько угольной пыли, что когда пыхнул метан на верхнем горизонте, она сдетонировала и положила не один десяток горняков, закрутив в своем грозном подземном шествии стальные рельсы в причудливые кольца.  

Бросив инженерно-руководя-щий состав аварийной шахты в топку репрессий, советская власть вновь низко поклонилась обушку, и дедовский инструмент прожил на тонких пластах ещё десятки лет… Великую Отечественную шахта встретила тотальной трудовой мобилизацией. А когда немцы подошли к Сталино, советские взрывкоманды поработали на флагмане «Рутченковугля» так усердно, что возобновить угледобычу она смогла только в 1954 году.

Закат легендарного угольного предприятия начался во второй половине 60-х. Руководство отрасли пришло к выводу, что на ценных, но маломощных угольных пластах «…можно только крысам шнырять, а не советским шахтерам работать», и в 1967 году бывшую главную французскую шахту Донбасса закрыли. В начале 70-х, на территории уже бывшего угольного предприятия, возвели крупнейшую в Европе фабрику игрушек.

Ныне же от некогда большого рудника сохранились только террикон и послевоенная контора, возведенная немецкими военнопленными в далеком 1947 году. На затопленных горизонтах так и остались невостребованными превосходные коксующиеся угли еще на полвека непрерывной работы...